Аромат судьбы - Страница 2

Прошло всего лишь два месяца со дня неожиданной смерти его жены Елизаветы, душа еще кричала и болела. Но сильно горюющий Дарий Глебович был просто необыкновенным молодцом, что сопротивлялся горю и нашел возможность путешествовать, причем — не в праздности и с удобствами, а в полезных трудах и будничных тяготах. Эта неординарная поездка даст ему новые впечатления и сотрет из памяти тяжелые картины прошлой осени и зимы. Поистине горе забывается в тяготах и в новых впечатлениях, и тут он их получит сполна.

Нетерпеливый Гордей невольно вздохнул, раздосадованный паузой в рассказе, но лишь посмотрел на отца — боялся спугнуть в нем то редкое состояние, при котором раскрывается и поверяет себя душа. Исповедь отца сама по себе интересна, — думал он, — и стоит того, чтобы и говорить и слушать ее без спешки. Кроме того, она как очищающая процедура избавит его от страданий, вызванных смертью мамы, для чего, собственно, мы и едем в Багдад.

Тракт, ведущий из Москвы в город Ростов–на–Дону, основанный повелением императрицы Елизаветы Петровны в конце 1749 года, менее столетие назад, еще не был обустроен. Только недавно он окончательно освободился от снега и был еще влажным, но при этом довольно утрамбованным. Удачная пора, им с этим повезло. Ранняя майская поездка имела множество преимуществ: равное отсутствие жары и холода, а вместе с тем солнечную погоду, беспрерывное пение птиц, запах свежей травы, успевшей укрыть землю по долинам и холмам, и эту весьма приятную дорогу, когда из–под колес не вырываются облака пыли и не гонятся за телегой, оседая на ней. Лучшего желать нельзя. Парень тихо радовался, что уговорил отца взять его с собой, поэтому старался не надоедать, во всем слушаться, помогать и вообще все впечатления запоминать.

В его мыслях крутились строки из поэмы «Полтава», которую они слушали в исполнении автора перед своим отъездом, и парню трудно было удерживаться от того, чтобы не произносить их вслух. Конечно, ни время года, ни их теперешние настроения, ни текущие заботы, ни события поездки не были созвучны тем строкам, но они с отцом ехали на юг, скоро должны были попасть на исконные казачьи земли. Все это словно оживляло в воображении исторический фон поэмы. И это вдохновляло Гордея вспоминать встречу с Пушкиным, наполняло его ощущением большой значимости той давней истории, пережитой краем, о котором писал Александр Сергеевич в своих стихах. В памяти Гордея не прекращал звучать тихий, немного хриплый голос гениального поэта, выразительные декламации, перед глазами возникала его хрупкая фигура, порывистые движения, характерные жесты, поза с отставленной назад ногой, вдохновенное лицо с горящим взглядом…

Дарию Глебовичу были понятны отроческие увлечения сына, потому что он сам уважал литературу и охотно вспоминал свою молодость, где потерялась его неожиданная встреча с Пушкиным. Пушкин? Да он его тогда и не знал! Конечно, поэт вырос в Петербурге, а Дарий Глебович был москвичом. И отец с удовольствием разделил бы сейчас Гордеевы настроения, но пережитое недавно горе, такое неизбывное, не оставляло душу, угнетало и омрачало его мир, убивало в нем радость и легкость жизни. Никак ему не удавалось сбросить с себя тяжесть утраты, расправить плечи, вздохнуть с облегчением…

Была та смутная пора,
Когда Россия молодая,
В бореньях силы напрягая,
Мужала с гением Петра.

Гордей не заметил, как произнес эти строки вслух. Дарий Глебович даже качнулся от неожиданности, опамятовался от задумчивости и посмотрел на сына. В его сердце вспыхнул огонек нежности и гордости — вот какого умницу родила ему Елизавета. Тут же на глаза набежали слезы, но Дарий Глебович успел их вытереть еще до того, как в его сторону повернулся Гордей и продолжил читать стихи с беспечным видом:

Суровый был в науке славы
Ей дан учитель: не один
Урок нежданный и кровавый
Задал ей шведский паладин.
Но в искушеньях долгой кары,
Перетерпев судеб удары,
Окрепла Русь. Так тяжкий млат,
Дробя стекло, кует булат.

— Ну как, папа, хорошо я читаю из «Полтавы»? — Гордей деликатно отгонял от отца угрюмость, зная, что его игра в поддавки тоске может затянуться надолго и не только повредит здоровью, но и оторвет от Гордея время приятного общения с отцом. — Выучил! Но ты вспоминал свою поездку на Кавказ, — напомнил парень Дарию Глебовичу. — Расскажешь дальше?

Дарий Глебович отошел от задумчивости

— Так вот я и говорю, что Александр Сергеевич тогда еще был бойким и озорным мальчишкой, — продолжил он. — Правда, только по настроениям, на самом деле он всего на пять лет моложе меня. Но в юности пять лет много значат.

— О, конечно, — с пониманием поддакнул сын. — Так где вы конкретно встретились?

— В Екатеринославе. Я там остановился на отдых, потому что торопиться меня ничто не вынуждало. Тогда, как и сейчас, бушевал май, был в самом разгаре. Но погода стояла влажная и прохладная. Еще и ветреная. А на тех ветрах сразу высохли продавленные в грязи колеи, комья превратилось в камень, что сделало дороги почти непроходимыми, по крайней мере очень тряскими. Кони падали от усталости, люди мяли бока в поездках, у них затекали ноги от долгого напряженного сиденья. Да. Значит, Пушкин, оказывается, тоже был в этом городе. В южной столице России он ждал конный поезд генерала Раевского, чтобы вместе с ним путешествовать на Кавказ. А тем временем развлекался местными невидалями и успел искупаться в Днепре. Конечно, заработал простуду.